Снейп прищурил один глаз, дернул уголком губ, приподнял бровь так, что Гарри понял – симметричная мимика для слабаков (с)
Когда ты убираешь в шкафах, где когда-то в детстве хранил свои вещи))) То есть гипотетически я знал, что это все так лежит. Но одно дело знать, а другое - это видеть все.
Ну, вот брючки. Я их перестал носить потому что ни меня реально задолбали. В детстве у меня никто не спрашивал,что я хочу. Денег было мало и приходилось носить то, что давали. Пофиг, что это было откровенно стремно. Да и мать моя все же нереальный жмот, чего уж там. Но сейчас я их на себя напялил ради интереса. И я в них влез, ух ты! Они мне все обтянули и я вполне в этом мил. О какой сексуальности, о какой красоте шла речь, когда я был в школе? Эта хрень на мне болталась. Неужели было так сложно купить или сшить ребенку красивую вещь? А теперь оно мне идет, потому что оно сидит на мне, пополневшем и красиво округлившемся.
А еще там лежит туева куча тетрадок и книг, которые я покупал. Мне казалось важным иметь много книг по истории, философии, литературе, юриспруденции. Для меня это было нужно. А теперь половина этих книг на свалке. А я вот хотел бы перечитать, но моя мама решила по-другому. Блин, реально же обидно. Мне кажется, что из таких мелочей складывается отношение к родителю и нереально сильная на него обида, чего, по сути, можно было избежать. И вот это во всем. Вот опять же - лежит у меня в сумке набор ручей. Штук десять где-то. Нахрен тебе меня за это отчитывать? Да, я пишу. Да, я покупаю ручки. И что? Реально же, лет 15 она меня пытается от этого отучить, рвет рукописи, орет на меня, обвиняет в летании в облаках. И что изменилось? Ни-че-го. То есть, я настолько упорен, что мне пофиг совершенно. Так зачем продолжать? Смирись.
Самое стремно, что у меня тоже стали появляться нотки тоталитаризма в голосе. И каждый раз я в ужасе. Не, нафиг, это реально страшно.
Ну, вот брючки. Я их перестал носить потому что ни меня реально задолбали. В детстве у меня никто не спрашивал,что я хочу. Денег было мало и приходилось носить то, что давали. Пофиг, что это было откровенно стремно. Да и мать моя все же нереальный жмот, чего уж там. Но сейчас я их на себя напялил ради интереса. И я в них влез, ух ты! Они мне все обтянули и я вполне в этом мил. О какой сексуальности, о какой красоте шла речь, когда я был в школе? Эта хрень на мне болталась. Неужели было так сложно купить или сшить ребенку красивую вещь? А теперь оно мне идет, потому что оно сидит на мне, пополневшем и красиво округлившемся.
А еще там лежит туева куча тетрадок и книг, которые я покупал. Мне казалось важным иметь много книг по истории, философии, литературе, юриспруденции. Для меня это было нужно. А теперь половина этих книг на свалке. А я вот хотел бы перечитать, но моя мама решила по-другому. Блин, реально же обидно. Мне кажется, что из таких мелочей складывается отношение к родителю и нереально сильная на него обида, чего, по сути, можно было избежать. И вот это во всем. Вот опять же - лежит у меня в сумке набор ручей. Штук десять где-то. Нахрен тебе меня за это отчитывать? Да, я пишу. Да, я покупаю ручки. И что? Реально же, лет 15 она меня пытается от этого отучить, рвет рукописи, орет на меня, обвиняет в летании в облаках. И что изменилось? Ни-че-го. То есть, я настолько упорен, что мне пофиг совершенно. Так зачем продолжать? Смирись.
Самое стремно, что у меня тоже стали появляться нотки тоталитаризма в голосе. И каждый раз я в ужасе. Не, нафиг, это реально страшно.